о чем нисколько не печалюсь. Вскоре произошло событие
не менее, может быть, важное, чем победа именно моего
живчика в зимнем марафоне 1929 года, года великого и
страшного Перелома. Я без ума втрескался в соседку по
парте в школе рабочей молодежи. Любовь эта напоминала
каждую мою контрольную по химии: она была совершенно
безответна. Дело не в этом. 

К счастью, общая химия Бытия такова, что я с тоски и
горя начал тискать стишки, то есть я изменил соседке по
парте, Ниночке, и воспылал страстной любовью к Музе,
которая впоследствии не раз отвечала мне взаимностью.
Вообще, это было счастьем — успеть почувствовать, что
любовное мое и преданное служение Музе — пожизненно,
но что все остальное — карьера, бабки, положение в
обществе, благоволение властей и прочие дела такого
рода — зола.