параллельным и абсолютно неосознанным. Да и теперь -
отвечать по совести могу только за себя. Речь об
интуитивной стратегии.

Произведение, по моему убеждению, должно быть таким,
чтобы от него ничего нельзя было отнять. Может быть -
внешне неэффектным, непарадным, но - насквозь прожитым,
осмысленным, цельным. Каждый атом в нем должен быть
живым, никаких декоративных мертвых украшений.

Арифметика, что следует владеть ремеслом, уметь все. В
этом техническая свобода. Но не делать лишнего - высшая
свобода в художестве.

Одна из причин, по которой я осмелился в 80-х на открытый
лиризм и сантимент, - литературный контекст. Тогда
поэзия стала в подавляющей массе иронической и
центонной. [Ничего, кстати, пошлее нельзя представить -
массовая ироничность и виртуозность. Бродский
(Еременко, Коркия) на потоке. Но именно так и было.] И я с
легким сердцем не вышел на поле модного актуального
искусства и остался дома. В своем неотторгаемом мире.
Который - образ общего мира. И в конце концов - дорос до
его приятия.