Михаил Звездинский. Биография

От первого лица:

Как замечательно, что в нашу жизнь вошел Интернет. Не знаю как Вы, а я радуюсь ему как ребенок, хотя о подобных игрушках я и мечтать не мог в моем послевоенном детстве. Наше поколение играло в войну, разведчиков, летчиков. Мальчишки нашего двора играли в пристенок, играли медалями отцов. Медалей было много, отцов мало. 

От отца, погибшего в сталинских лагерях, мне достался "летчиский" шлем и полевая сумка, так что я, как правило, и был командиром - заводилой. В общем, по тем временам это было круто... 

Сейчас другие времена, у моего сына игрушка - это машина, а я с техникой до сих пор на "Вы". Интернет для меня является Артефактом, с одной стороны, а с другой - без него уже не обходится ни один популярный человек. Почти у каждого появился свой Сайт. Приходится и мне осваивать это чудо техники. Считалось, что эпистолярный жанр пришел в упадок с появлением телефона. Зачем писать письма, когда стоит лишь набрать знакомый номер. Но, заглянув в Чаты, я подумал, что, похоже, он возрождается. Жанр умер, да здравствует новый Жанр. Ну что ж, попробую и я поговорить с Вами по душам. 

Чем Вас угостить? Скандальными подробностями моей биографии, или рассказать о новых песнях? 
Мне часто задавали традиционный вопрос, дескать, что бы Вы изменили в своей жизни, если бы Вам выпал шанс начать все сначала. А, правда? Хотел бы я исправить ошибки юности? Родиться в другой стране? В иное время? 

Страна, в которой я появился на свет, хоть и имела те же географические координаты, что и современная Россия, но все же моя Родина - это Москва. Время, в которое мне довелось появиться на свет, было трудное и суровое. Моя бабушка, души во мне не чаявшая, как могла, уберегала меня от жестокой реальности тех дней, обволакивая меня коконом любви. Так и вышел я из хорошей детской, но позднее оказалось, что стены взрослой комнаты оклеены обоями, сплошь мрачных тонов. 

Мир, который выстраивала для меня бабушка, выпускница Смольного института для благородных девиц, был безмятежный и светлый. Такими же добрыми и, с позволения сказать, наивными были ее рассказы о днях ее юности, о ее первой и единственной любви - моем дедушке. 

Сохранилось лишь несколько его фотографий. Остальные были изъяты при многочисленных обысках. А эти бабушка спрятала в коробку от конфет и зарыла во дворе. Одна пожелтевшая фотография хранит воспоминание о двух юных влюбленных. Они сфотографировались как раз после помолвки. Еще одна фотография - Дед в госпитале после ранения в 1914 году. Все говорят, что я на него похож. Еще бабушка спрятала несколько писем своего мужа. Все остальные были тоже изъяты. Дело в том, что все свои письма Дед подписывал так: "Целую нежно Ваши ручки, всегда влюбленный в Вас Поручик". ГПУшник, проводивший обыск, и слушать не желал, что подпись "Поручик" - это шутливое прощание деда еще со времен, когда он был юнкером. Она пыталась объяснить, что это был их секретный код влюбленных. "В Красной Армии поручиков нет", - сказал тот, как отрезал. Письма подшили к делу, и они исчезли навсегда. Всю правду об аресте Деда я узнал много позднее, а до тех пор, моя бабушка хранила все фамильные секреты и оберегала меня от ненужной информации. 

Даже о смерти деда, расстрелянного в сталинских лагерях, она умудрилась рассказать мне так, что я долго еще считал его живым. Я тайно гордился моим героическим дедом. Потому что мудрая бабушка понимала, что стоит мне выйти во двор и сболтнуть чего лишнего, мы все можем оказаться под 58 статьей. Мы все - это бабушка, мама мои брат и сестра, и я. Поэтому она и включила элемент секретности. Дедушка был жив, но злодеи не должны были о нем знать. Оглядываясь на свое прошлое, я понимаю, какой замечательной была моя бабушка. Как многие русские женщины времен Революции и Войны, она потеряла любимого, но не утратила способности любить, и любовь свою она подарила мне. Она подарила мне и радость общения с великими русскими писателями и поэтами. С ней мы часто играли в буримэ, так что еще в раннем детстве я научился стихосложению. Став постарше, я понял, что мой дед - Полковник-инженер царской армии, перешедшей на сторону революции, которая впоследствии и убила его. Так мой Дед для меня стал "Поручиком Голицыным". 

Время моей юности совпало с периодом оттепели. Молодежные кафе, выступления поэтов, джаз-клубы и джэм-сейшны. Я играл на барабанах, и джазовые вечера были нашим самым любимым времяпрепровождением. 

На джем-сейшенах мы подружились с Андреем Товмасяном, Лешей Козловым, Володей Данилиным, Лешей Кузнецовым и многими другими джазменами. Кстати Кузнецов тоже начинал на барабанах, а позже стал всемирноизвестным джаз-гитаристом. Недавно в Москве проходил фестиваль Джаза, и, конечно, мы всей семьей пошли туда. Я пришел все равно, что на встречу с юностью. В тот вечер я понял, как молоды мы были, как веселы, как любили жизнь. 

Понимает ли современная молодежь, что подобные вечера были из области запредельной вседозволенности? Теперь, когда московская ночная жизнь стала привычной, трудно себе представить, что в 10 вечера город вымирал. А тут вдруг все можно. 

Это был период творческого фонтанирования. Будучи еще совсем юным, я окончательно влез в тему Белого Движения, написал романсы, которые вошли в "Белогвардейский цикл". "Поручик Голицын" был написан именно тогда. Да, многие из нас тогда расслабились, стали дышать, мыслить и говорить свободно. Оказалось, что все мы, охмелевшие от вседозволенности, слегка заблуждались... 

Ну, сами посудите, разве мог я предположить, что хорошенькая девчонка, с которой я познакомился после концерта в кафе "Аэлита", окажется провокатором КГБ? Как-то, я решил спеть на публике "Поручика". Так было принято в молодежных кафе. Стоял микрофон, и кто хотел, тот и мог выступить. Вот и я взял гитару и спел свои первые романсы. Можете себе представить, как приятно было, что у тебя появились первые поклонники? Девчонка, как и я, обожала джаз. Она посещала все джэм-сейшены. И как-то раз она предложила мне поехать в гости к ее друзьям, попеть под гитару. У выхода нас ждал "Зим", за рулем был ее брат. Не успели проехать и 500 метров, как раздался милицейский свисток, машина резко остановилась, вся компания дружно испарилась, и, пока я сообразил, в чем дело, было уже поздно. В угоне этой машины обвинили меня. Я пытался было объяснить, что, находясь на заднем сиденье, машину не угонишь, да еще с гитарой в руках, но мои объяснения их не интересовали. Их интересовал я, потому что "Поручик" не нравился властям. Так впервые мне дали понять, что я не то пою. 

Мне бы усвоить этот первый урок, но молодость легкомысленна. И став старше, я тоже не пытался быть осмотрительнее, пробовал стены на прочность собственной головой, но система оказалась прочнее. 

И если бы выпал шанс начать все сначала, я бы попросил у Бога, чтобы оставил он в живых моих близких. Деда, Отца... Я их не знал, но они всегда были со мной в моем сердце. Может, поэтому мои песни больше походят на баллады-размышления, и, наверное, главным вопросом в моем творчестве всегда оставался: "Они за Россию, и мы за Россию. Поручик Голицын, так с кем же наш Бог?". 

С моим отцом мать познакомилась, когда он вернулся из Испании. Он был героем. Дружил с Кольцовым. И оба погибли в сталинских лагерях. Потом посадили и мать, как "врага народа" по 58 ст., когда она ждала меня. Собственно, я родился в тюрьме. Но меня спас старенький тюремный доктор, который знал бабушку еще до революции. Он подменил меня на мертворожденного младенца и вынес меня в своем саквояже. Вот так. Так что я, можно сказать, из династии политзаключенных. 

Когда я первый раз оказался за решеткой, на стене моей камеры я написал: "Тюрьма - продолжение жизни". Ясное дело, лучше не иметь этого печального опыта в своей жизни, но уж если от тюрьмы и от сумы никто не застрахован, то подобного рода опыт можно положить на стихи, что я и сделал. В итоге, моя "Каторжанская тетрадь" очень часто пополнялась. Многое утрачено после обысков, но и того, что сохранилось, оказалось достаточным. Диск "Волки" - плод моих размышлений о жизни в строгих зонах. 

Но и там я нередко улыбался. "Нэповский цикл", "Мадам", "Увяли розы" - все эти песни родились в "местах не столь отдаленных". Без юмора было нельзя, пропадешь. А вот шуточную песню "Мальчики-налетчики" я написал к фильму "Республика ШКИД". Но цензура не пропустила, ведь я уже был "рецидивистом". 

Так и бежал я по жизни, от остановки "Тюрьма", до следующей остановки "Зона". 4 раза довелось мне путешествовать в "столыпинских" вагонах. И под стук колес родились многие песни, романсы и баллады. 

Вот уже 15 лет как я, Слава Богу, на свободе. Воздух воли пьянит меня до сих пор. Я много пишу, очень много путешествую по свету, гастролирую. 

Я женат, наш сын Артем не занимается музыкой. Как многие молодые, он предпочитает компьютер и бизнес. Мы с сыном дружим, а это - счастье. Порой мне кажется, что мне есть чему у него поучиться. По крайней мере, он с техникой на "Ты". Вот и сейчас я несколько раз переспросил, как мне сохранить этот текст. Будете смеяться, но я умудрился первый вариант стереть. Да, прогресс - штука сложная, но интересная. 

Оглядываясь на прожитые годы, я словно перелистываю страницы моих поэтических тетрадей. И знаете, я понял, что самое главное - любить свое дело. И, как ни парадоксально, любить свою Родину. Я никогда не эмигрировал, хотя многие думают, что я живу в Америке. Нет, я просто провел 16 лет в тюрьмах и лагерях строгого режима. Никому не пожелаю такого. Но так сложилась моя жизнь. И я благодарю Бога за все. За его щедрый дар. Я могу петь, писать музыку к своим стихам, я могу общаться со своими зрителями на концертах - это счастье. Я счастлив, что у меня есть мои слушатели, мои единомышленники.